До моего прихода в «Даниловцы» больничная тема была для меня не нова. Дело в том, что я окончил медицинский институт по специальности «врач-кибернетик». С одной стороны, это было обучение по всей мыслимой медицине: от анатомии с физиологией до паталогической анатомии и педиатрии, с другой стороны – обучение было нацелено на массу точных дисциплин: математика, физика, химия, кибернетика, системный анализ. Словом, опыт уже был.
Тем не менее, больничная тема развернулась совершенно с другой стороны, когда я стал волонтером в НИИ нейрохирургии им. Бурденко. Прежде всего потому, что я был здесь не в роли медперсонала, а в роли третьей стороны, совершенно неформатной для больницы
К детям меня привела совсем не медицина — Господь позвал, по-другому я даже и сказать не могу. В тот момент в моей жизни произошло много событий — и чудесных, и страшных, — которые заставили задуматься об истинных ценностях. Я записался на православный интернет-курс при Даниловом монастыре, окончил его. Выпускной проходил там же в Даниловом, где я и познакомился с Андреем Мещериновым и Настей Ярмош — сотрудниками «Даниловцев». В тот момент я уже задумывался о волонтерстве – хотелось после обучения перейти от «теории» к делу. И стоило мне только высказать эту мысль вслух – как сразу Андрей и Настя «взяли меня в оборот». Особенно их привлекло, что я — волонтер мужского пола. А это, как я потом понял – само по себе ценность!
Перед первым приходом в больницу на меня очень давило мое прошлое. Вот я представлял — приду я сейчас в больницу, да не просто в отделение, а в отделение нейрохирургии! Я же имел четкое представление о больницах из-за своего образования! Я ожидал увидеть перегоревшие лампы, слабое освещение, родителей, сидящих в коридоре с почерневшими от горя лицами, рыдающих и страдающих от своих диагнозов детей, медперсонал, всегда недовольный и эмоциональный, нервную уборщицу… И посреди всего этого я. В общем, шел туда как на войну!
В итоге все оказалось совсем иначе. Отсюда у меня первый совет начинающему волонтеру – присмирить свою фантазию до первого посещения!
Очутившись в больнице, я оказался в растерянности. Реальность никак не совпадала с моими ожиданиями: помещение чистое, светлое, просторное; все спокойно; доброжелательные родители; медперсонал НИИ им Бурденко – это вообще отдельная тема! Прекраснейшие люди!
Но больше всего меня поразили дети. Оказалось, что они сильно отличаются от взрослых людей с онкологическими заболеваниями. Взрослые люди часто замкнуты, у них много тревоги — от меня, мол, теперь уйдет жена, меня уволят с работы и что-то подобное. Когда же к таким взрослым приходит человек, готовый поделиться с ними позитивом, они выплескивают на него все то, что их переполняет – а переполняет их негатив.
В детях же, как я увидел, подобный негатив отсутствует. Негатив у них как бы «оправданный», к примеру, от того, что ребенку физически сейчас больно, и он просто не может сдержать эту боль, но при этом не «перекидывает» все плохое на тебя! В худшем случае, что может быть при контакте с таким ребенком – отсутствие реакции в ответ на твои действия. Просто ничего. Повторюсь, это самый худший исход общения с ребенком.
Для детей волонтеры — не громоотводы. Визит волонтеров – отдушина в больнице, нормальная детская жизнь на несколько часов. Когда ты – «громоотвод», человек сливает на тебя абсолютно весь негатив; когда ты – «отдушина», это значит, что для детей мы приходим, как «посланник» из внешнего, «нормального» мира, которому ребенок может и хочет рассказать все, что есть на душе. Волонтер – это человек не из родных или мед персонала. Он — третье лицо, в чем-то друг.
Общение с ними – это еще и поучительно: им не свойственно уныние, они воспринимают мир предельно чисто. Все эти годы для меня очень актуальны слова: «Будьте как дети!» Это означает, быть детьми не по разуму, а по чистоте помыслов, и это выражение как нельзя лучше описывает процесс общения с детьми.
Вспоминаю случай. Девочка из Краснодара. 9 лет, через полгода должно исполниться 10. С 6-ти лет в больницах. Раковое заболевание. На одной из встреч, мы сидели и во что-то играли. Все было здорово. Во время игры девочка сказала мне, что ее заветным желанием было — прожить эти полгода и встретить свой 10-ти летний юбилей. В такие моменты ты понимаешь, что все твои невзгоды и проблемы не стоят ни в каком сравнении с тем, что говорит эта девочка.
Еще открытием было то, что при общении с детьми, ты не только отдаешь свои эмоции и энергию, но и многое от них получаешь. Бывало, идешь после работы, по ощущениям, крайне уставший, измотанный, думаешь: «И что же я в таком состоянии могу дать детям?» И все равно приходишь. Занимаешься с ними, играешь, разговариваешь, и уходишь оттуда с ощущением появившихся крыльев!
Таким образом, происходит обмен, двухсторонний контакт. Обмен эмоциями, информацией. Ты не просто приходишь туда, отдав все эмоции и вообще всего себя, чувствуя «выжатым как тряпочка», а ты, наоборот, обмениваешься. Это было еще одним открытием для меня при посещении детской больницы.
Отношения детей и родителей бывают сложные. Бывают даже очень сложные. Я много думал о том, где тут место волонтера, что мы можем. Для меня многое прояснил один из тренингов, подготовленный для нашей волонтерской группы специалистами по сопровождению волонтеров в Даниловцах. После двухчасовой работы нами был сделан очень любопытный вывод – не надо пытаться рассматривать и тем более оценивать ребенка и родителя по отдельности, их отношения — это нечто целое, это единая система. При этом ребенок может жаловаться на то, что ему некомфортно с родителем, и что родитель давит, но они знают друг друга, они родные друг другу. Если в этот дуэт вторгнуться, то ты сделаешь неприятно и родителю, и ребенку.
Бывали сложные моменты. Например, сидим вместе с ребенком, рисуем. Ребенок тянется к краскам. Родитель одергивает его и говорит, что не стоит рисовать, ибо, по мнению взрослого, ребенок не умеет. Ты тактично сглаживаешь слегка напряженную обстановку в этот момент, поясняя, что у ребенка есть желание, и что, вероятно, если родитель не против, малышу стоит попробовать. В итоге, у ребенка отлично получается рисовать!
За все эти годы я так и не разобрался до конца, почему родители иногда так себя ведут. Конечно, в больнице, родитель напряжен эмоционально очень сильно и поэтому не всегда может оценивать что-то объективно и позитивно. Например, мама девочки, которая училась 5 лет в художественной школе, перенесла операцию, после которой стала плохо рисовать, стыдилась того, что ее дочь путает цвета. В такие моменты важно смягчит и выровнять ситуацию, не нарушая права каждого из участников.
В итоге я задержался в «Даниловцах» на пять лет, три с половиной года из которых был координатором. Я шел не абстрактно «спасать мир», а четко понимал, что мной движет, почему я хочу идти. Я не думал, что я иду к детям, чтобы удовлетворить свои запросы, почувствовать себя очень-очень нужным или незаменимым. Я хотел поделиться тем, что из меня «просилось», тем, чего было в избытке. Эта мотивация оказалась самой важной! Даже в самые сложные моменты, которые, определенно, были у меня, понимание того, «зачем и почему» помогли двигаться дальше, невзирая ни на что.
На первых порах меня многому учил координатор волонтерской группы Андрей Мещеринов. Андрей всегда находился рядом на первых этапах. Он интересовался, как идут дела, спрашивал о моих внутренних переживаниях, о других вещах.
Кстати, еще один совет новичкам – не стесняться обращаться к координатору группы за поддержкой в любое время и постоянно наблюдать, что делают рядом опытные волонтеры.
Более того, скажу, что поддержка волонтеров очень важна, когда ты являешься уже и координатором! Процесс работает в обе стороны. Волонтеру важно понимать, что он не один, и помощь ему будет оказана в любой момент. Координатору важно понимать, что он выступает не только в роли администратора, который знает, как правильно организовать работу, но и важен для волонтеров, как помощник! Координатору важно понимать, что при правильно выстроенной работе, он может рассчитывать на волонтеров, как на очень важную поддержку!
Меня сильно поддерживали истории, которые происходили неожиданно, и навсегда становились частью моей жизни. Становились буквально «символами»! Часто это были истории из разряда «между жизнью и смертью». Взять хотя бы историю о мальчике Тагире, который после тяжелой операции ожил на моих глазах! Или история о том, как родитель ребенка, находящегося в ужасном состоянии, а потом перенесшего все испытания и пошедшего на поправку, в точности испытывал то же самое. Это удивительно. Ты проживаешь с ними маленькие жизни, проходя через все эти испытания.
Мне повезло, я не был свидетелем совсем печальных историй. Но до меня доходили рассказы от других волонтеров, что они занимались с детьми продолжительное время, а однажды, кто-то из детей не пришел. В такие моменты неловко спросить у медперсонала и у родителей (в особенности), что же стало с ребенком: то ли он выписался, то ли… Если бы такое происходило со мной, то мне, скорей, помог бы мой опыт обучения в мед институте. Я понимаю, что болезнь может привести к разному исходу.
Кстати, в этом преимущество волонтeрства – ты не находишься в теме диагнозов и прогнозов. Мы просто с детьми. Мы общаемся с ребенком здесь и сейчас, невзирая ни на что. Независимо от того, увидим мы его завтра или нет. Мы также не даем обещание вернуться в следующий понедельник или среду. У нас есть 2,5 часа, которые мы тратим только на общение.
Первое: не паниковать. В волонтерстве нет ничего такого, что «вытягивает из тебя жилы». Волонтерство – это свободная воля.
Второе: быть честным перед самим собой, понять, зачем тебе волонтерство. Это бывает сложно сделать, но это очень важно! Важно именно проговорить, четко выразить идею.
Третий совет: не бояться детей, общаться с ними как с взрослыми.
Четвертый – не забывать про зону ответственности и временные границы.
Пятый – интенсивно общаться с координатором волонтерской группы: рассказывать про свои страхи, про наблюдения, про сомнения. Страхи, как правило, у всех одинаковые. Проговаривая страхи, новичку легче вливаться в процесс.
Вопрос о том, можно ли вообще заводить близкие контакты с родственниками больных — очень сложный и всегда индивидуальный.
Для меня лично нет одного общего правила, с кем можно заводить контакты, с кем – нет. Однако, когда речь идет о волонтерах, то уверенно могу сказать, что лучше тесные отношения с родителем и ребенком устанавливать с разрешения координатора группы. Бывает так, что и ребенок, и родитель начинают пользоваться волонтером крайне часто, порой даже используя его в своих целях. Дело в том, что если волонтер дает родителю свои контакты, то общение происходит и вне рамок времени волонтерства. Общение поглощает все больше и больше времени. И если вдруг по какой-то причине волонтер не поддерживает контакт дальше, это может закончиться обидой родителя. Причем, если родитель вдруг решит прервать общение – это нормально, а вот если волонтер прерывает – это не будет расценено хорошо.
Хотя случаи, конечно, бывают разные. Однажды общались с очень интересной семьей из какой-то далекой области на Урале. Этой семье нужен был логопед, который смог бы заниматься с ребенком дистанционно. У себя в регионе найти такого логопеда они не смогли. Я вызвался им помочь. Собрал максимальное количество контактов, и передал их этой семье. Ситуацию решили. Однако, на это потребовалось немало времени и сил. Конечно, поддерживать такие отношения с каждой семьей невозможно. Я бы просто «выгорел». Во всех этих ситуациях нужно дозировать внимание, чтобы не растерять себя.
Для меня тесные отношения с подопечными и их родными — единичные случаи. Раз пять за всю мою историю. У волонтеров-девушек такие ситуации происходят чаще. Они чаще обмениваются контактами, поддерживают связь с семьями. С такими контактами нужно быть предельно аккуратными еще и потому, что они происходят вне зоны видимости координатора, вне времени нахождения в больнице, вне времени, отведенного на волонтерство. Если что-то пойдет не не так, вряд ли волонтер будет делиться этим с координатором, поскольку это происходит вне больницы. Потом получается негатив, «выгорание» и, как следствие, демотивация. Это влияет на повседневную жизнь волонтера. Координатор при этом может вообще не знать, что произошло. Это касается не только контактов, но и каких-либо активностей, происходящих вне больницы.
У нас, например, было строгое правило, касающееся волонтерской помощи семьям: любая помощь оказывается только с разрешения координатора. В это заложен правильный смысл. Это помогает избежать ситуаций – не очень хороших, как правило, тех, которые происходят вне зоны видимости координатора, и избежать выгорания волонтера. Это касается таких случаев как, например, помочь довезти вещи до поезда. Сегодня ты в свое нерабочее время решаешь помочь семье ребенка отнести вещи на вокзал, завтра об этом узнают другие семьи, после завтра – если ты откажешь в подобной услуге другим, могут возникнуть недопонимания и обиды.
Неправильно смешивать время, отведенное на волонтерство, со своей личной жизнью, работой, прочими семейными делами. Соблюдение дистанции – это очень важный момент в профилактике выгорания волонтера. Важно понимать пределы. Когда ты в больнице – занимайся тем, чем ты можешь быть полезен там. Вне больницы же не нужно взваливать на себя нерешенные вопросы, касающиеся детей и их семей. Этим лучше заниматься в редчайших случаях.
Особенность выгорания в том, что большинство из нас не могут распознать его в момент накопления. И лишь тогда, когда оно достигает крайней степени, становится очевидным, мы понимаем, что это оно. Очень важно соизмерять свои силы, четко понимать, что ты можешь делать, а что – нет. Важно плавно входить в волонтерство и плавно выходить. Для начала нужно определить точное место для волонтерства, чтобы не было такого: ты и в НИИ им. Бурденко, и в интернате, и в «Добрые Руки», и бездомным помогаешь. Я, например, когда стал координатором в своей группе, запрещал волонтерам приезжать в больницу чаще одного раза в неделю на протяжении первых 3-4 недель.
Я думаю, что наличие навыков общения с детьми играет большую роль. Это, конечно, не значит, что не надо идти в волонтеры, если такие навыки отсутствуют. Но, например, очень востребованы навыки управления группой детей. Дети все крайне разные: с разными заболеваниями, из разных семей с различными социальными статусами. Волонтеры также разные: с разным опытом, разных возрастов и т.д. За свою практику я заметил, что волонтеры из многодетных семей легко и умеючи справляются с организацией детского коллектива. Им требуется в разы меньше времени для того, чтобы организовать группу и дружно заняться общим делом.
Один из важнейших секретов – общаться с ребенком как с взрослым. Парадоксально, как быстро ребенок начинает отвечать тебе тем же. Безусловно, ты при этом делаешь скидку на то, что это ребенок, причем, больной ребенок; но это работает: ребенок слушает тебя, говорит с тобой, воспринимает всерьез. Совет вряд ли подходит для родителей этих детей, потому как им все равно нужно выдерживать свою «родительскую роль». А вот с волонтерами это работает идеально.
Здорово, конечно, если волонтер знает рукоделие или может рисовать, например, и умеет обучить этому ребенка. Однако, отсутствие такого навыка не критично. Знаю по своему опыту. Когда я впервые лепил зайца из пластилина вместе с детьми, оказавшись в НИИ им. Бурденко, заяц оказался ужасен. Он был просто отвратителен. Дети смеялись, да и я тоже. Зато они надолго запомнили, кто из волонтеров его сотворил. Еще и другим показывали и меня и зайца! Все просто: дети не оценивают эстетичность и правильность твоих поделок. Им важны те старания, которые ты вложил, а не художественные навыки, поэтому, рукодельные навыки в случае их наличия – замечательны, однако, их отсутствие не мешает успешному общению.
Я знаю по опыту, что важно проговорить для самого себя — зачем и почему ты идешь к детям. Положительная мотивация по-разному сказывалась на поведении волонтеров мужского и женского пола. На моей практике получалось так, что из парней в волонтерах надолго задерживались те, кто в самом начале мог четко проговорить свою мотивацию: зачем и почему я здесь, чего они ожидают. Девушкам сложнее четко проговорить мотивацию. Было намного меньше таких девушек, которые смогли четко проговорить мотивацию. Они, как правило, действуют иррационально, по зову внутреннего голоса, по зову природы своей: стремительное желание помогать детям.
За 3,5 года я провел штук 70-80 собеседований с волонтерами. И понял, что парням ее проще сформировать, проговорить. Девушкам сложнее придерживаться четкости. Мотивация как таковая может отсутствовать. Это могут быть объяснения типа «Мне на тренинге сказали, что сейчас я должна помогать детям, творить добро», прочее.
На одной из встреч, в разгар разговоров о кризисе и падении рубля мы пытались выяснить взаимосвязь между событиями, происходящими в стране, и посещениями волонтерами больницы. Оказалось, волонтеры ходили реже, а потом и вовсе пропадали из-за отсутствия внутренней стабильности, отсутствия уверенности в завтрашнем дне. Эта нестабильность расшатывала их внутреннюю уверенность и, как следствие, желание быть волонтером, иметь достаточно сил для этого. Они стали приходить реже. Затем, стыдясь того, что они стали приходить реже, многие перестали приходить вообще. Более этого, они стыдились, что перестали ходить вообще. Эта ситуация лишь добавляла расстройства. Хотя катастрофы не произошло никакой. Эти волонтеры могли бы вернуться в любое время!
В тот момент необходимо было создать внутригрупповую уверенность в том, что для нас все хорошо, именно на наше дело кризис не влияет. Более того, у нас появилось понимание, что именно волонтерство с его возможной стабильностью, может стать своего рода опорой и для подопечных. Кризис кризисом, да это плохо, но волонтеры все равно приходят по расписанию. Оказалось, что это очень важно и для волонтеров, и для детей. Уверенность в волонтерах и их ответственности помогает и ребенку, и родителю.
На моей практике были католики, протестанты, православные, атеисты, не определившиеся люди – вне религии. У христиан четкая мотивация: полное понимание, для чего и для кого они ходят в больницу. У них отношение к волонтерству как к служению. Дольше всего задерживались в волонтерстве христиане. Уход из волонтерства у них был тоже не резкий.
Каждое наше посещение детей в больнице наша группа начинала и заканчивала молитвой. В эти моменты я просил присутствовать волонтеров и другого вероисповедания, возможно, чуть в стороне, если они не против. Я просил их воспринимать молитву как своего рода построение командного духа. Она дает возможность настроить всех на нужный тон, напомнить, зачем же мы все собрались здесь.
Чаще всего с детьми мы молились в коридоре, а не в отдельной комнате. Однажды, парень-мусульманин простоял все время молитвы, наблюдая за нами. После чего задал вопрос: «А что это вы тут делаете?». Он был крайне удивлен происходящим: кто-то, помимо них — мусульман, тоже всерьез относится к религии! Тут же пошел делиться увиденным со своими родителями.
Волонтерство и координаторство для меня – это большая возможность научится уважать другого человека – абсолютно другого: с другими ценностями. Взаимодействуя с ним, учишься принимать его с его ценностями. Можно и не разделять их, быть даже идеологическим противником таких ценностей. Но уважать человека. Оставлять за ним право жить его ценностями, не навязывая свои.
Лично мне волонтерство дало огромную возможностью подкрепить свою веру. Не теоретическими вещами, а практикой. Помогать детям не на материальной основе, а потому что тебе так хочется. Желание идет изнутри. Считаю, что к волонтерству люди приходят не потому, что вокруг них так складываются обстоятельства, а потому что они дошли до такого этапа в своей жизни. В моем случае, это был прекрасный опыт, с которым нужно двигаться дальше. Это, кстати, к теме жизненного цикла волонтерства. Закончен один этап, начинается другой. Нужно двигаться дальше с теми навыками, что я получил за это время.
Принять все то, что тебе передает предыдущий координатор вместе с группой, в том виде, в котором он это организовал. Принимая группу от предыдущего координатора, хорошо бы вместе с ним поработать, посмотреть, как он себя ведет, что делает. Поработать именно в статусе нового координатора, а не волонтера. Это совершенно другая позиция и взгляд. Надо обязательно задавать вопросы.
Для сохранения группы важно, в случае, если волонтер опытный и ходит давно, не переламывать восприятие группы, потому что так можно и волонтеров потерять, и группу. Очевидно, что команда формируется не только сильным координатором, но и участниками группы. Важно не делать в начале резких движений. По-моему, нужно мягко принять то, что тебе передает наставник, а уже потом совершенствовать то, что этого требует.
Очень важны отношения с мед персоналом, охраной, уборщицами. Важно выстроить их должным образом в самом начале. Бывают случаи, когда ты можешь прийти во внеурочное время, попросить что либо оставить в больнице, да и вообще попросить их о чем бы то ни было. Хорошо, когда они тебя узнают, а не смотрят каждый раз как в первый. Очень важно принять это в том виде, как тебе передает прежний координатор, сохранить некоторое время так, как есть, а потом уже менять, если в этом есть необходимость, потому что ответственность очень большая.
Важно наладить контакт с волонтерами внутри группы. На момент моего становления координатором, я был волонтером продолжительное время. В связи с этим, у меня было минимальное количество конфликтных ситуаций внутри группы, когда я стал координатором.
Не менее значимым является принятие себя как координатора после того, как ты был волонтером. Безусловно, ты, так же, как и все волонтеры, принимаешь активное участие в общении с детьми, однако, главной задачей становится организация работы всей группы, а не себя индивидуально.
Еще есть такой тонкий момент: можешь почувствовать себя ненужным в какой-то момент времени. Например, когда вся группа занята, у всех волонтеров складывается хорошее общение с детьми, не возникает конфликтов, ты ходишь как бы «без дела». Твоя работа не видна фактически. Необходимо понимать, что по-настоящему хорошая работа координатора остается незаметной. Как раз это и должно быть наивысшей наградой за правильно построенную командную работу координатором.
Для координатора группы важно выстраивание правильной, четкой коммуникации внутри группы волонтеров. Мне не удалось достичь идеальной коммуникации, но я получил прекрасный опыт, ощутил всю значимость этого процесса! Важно наличие коммуникации внутри группы: будь то социальная сеть (Вконтакте, например), приложения для смартфона (WhatsApp, например), а не общение с каждым отдельно по смс, например, да, средства и способ коммуникации должны быть простым и не затратным, доступным всем. Важно, чтобы это было не двухстороннее общение волонтер-координатор и обратно, а чтобы реплики всех участников были доступны всем участникам.
Важная ремарка для координаторов – не требовать от волонтеров жестко чего-либо. Необходимо пояснить, что есть правила, условия нахождения в группе. Необходимо прояснить договорeнности, обозначить границы, в рамках которых может действовать волонтер, обозначить правила, при этом, не отнимая свободы действий волонтера.
Крайне важным для координатора является открытость миру, наблюдение за всем происходящим. Меняются люди и обстоятельства. Нужно постоянно отслеживать происходящие изменения, и вовремя реагировать на них. Однажды мы хотели поздравить всех родителей с Пасхой. Не зная вероисповедание каждого родителя, нужно было тактично узнать, не обидим ли мы людей, преподнося подарок. Семьи мусульман, в том числе, брали подарки с большим удовольствием, расценивая это как знак внимания, тепла и заботы. Будучи координаторами «Даниловцев», мы не скрывали, но и не выпячивали свою религиозную принадлежность. При этом, с удовольствием рассказываем историю появления «Даниловцев», почему мы так называемся.