За последний год Красцветмет стал едва ли не главным поставщиком экономических новостей и объектом политических сплетен: по слухам, его то акционируют, то банкротят, то говорят о его задолженности по налогам и драматическом падении прибыли. Одновременно это один из флагманов перерабатывающей промышленности региона, который ставит рекорды по объему производства, захватывает новые рынки и создает прорывные технологии. Какова реальная жизнь предприятия, обсуждаем с генеральным директором Красцветмета Михаилом Дягилевым.
– Давайте начнем с хороших новостей – о совместном предприятии в Узбекистане, которое буквально пару недель назад было официально открыто. Если я не ошибаюсь, весной этого года был подписан меморандум о сотрудничестве, и за короткий срок уже появились результаты. Что это за предприятие и зачем вам Узбекистан?
– Я считаю, что у нас все новости хорошие. В Узбекистане мы присутствуем с 2013 года – почти пять лет назад нам удалось выиграть крупный международный тендер по поставкам специфического продукта, который мы выпускаем, – каталитических систем для окисления аммиака и производства азотной кислоты. В течение этих лет мы были надежным поставщиком для Узбекистана, для крупных предприятий, объединенных в госкорпорацию, плюс еще оказывали ряд услуг, связанных с техническим обслуживанием этих предприятий. В ходе эксплуатации требуется специфическая зачистка оборудования от материалов, содержащих драгоценные металлы, эти услуги мы им оказывали. Еще поставляли такой экзотический продукт, как стандартные образцы для лабораторий, в которых определяют содержание драгоценных металлов в различных материалах. Это не очень большой бизнес, тем не менее подобную продукцию мы поставляем по всему миру. В результате правительство республики оказалось заинтересовано в том, чтобы организовать с нами совместное предприятие на территории Узбекистана, в этом году СП состоялось. Его задачи, во-первых, продолжение обслуживания предприятий химической промышленности, во-вторых, помощь в сборе различных вторичных материалов, содержащих драгоценные металлы. Вероятно, мы также займемся поставками иных видов катализаторов, в том числе и тех, которые мы сами не производим.
Есть и еще одна хорошая новость из Узбекистана: мы выиграли очередной большой тендер на поставку каталитических систем, как и пять лет назад, конкурировали с несколькими другими поставщиками, в том числе международными. Так что на следующие пять лет мы обеспечены очередным крупным заказом.
– Какой эффект вы ожидаете от этого совместного предприятия, если возможно, выраженный в деньгах?
– Точно скажу: это бизнес эффективный, но от цифр воздержусь – мы только начинаем работать. Инвестиции в само СП в настоящий момент минимальные, потому что это компания, которая сама не занимается производством, не имеет основных фондов для этого. Это структура, которая интегрирует интересы республики и крупного участника рынка металлов под названием «Красцветмет». А цифры появятся по мере того, как этот бизнес будет развиваться.
– Можно говорить, что Красцветмет закрепился в стране, а дальше из Узбекистана возможна экспансия в ту же Среднюю Азию?
– Да, можно. У нас есть активность в других сопредельных странах, но пока нет конкретных результатов. Как только состоятся реальные сделки, мы обязательно сообщим.
– Вообще насколько рынок технических изделий и зачистки оборудования плотный? С кем там можно локтями потолкаться?
– Есть целый ряд международных компаний, которые на этом рынке уже достаточно давно, и как минимум две – с российской пропиской. Например, наши основные конкуренты по каталитическим системам – это известная английская компания «Джонсон Мати», немецкие «Юмикор» и «Хереус».
– С «Юмикором» вы умудрились подружиться и даже купить у них технологию – у прямого и крупного конкурента…
– Мы в этот бизнес попали в 2002 году. Тогда приобрели технологию производства сеток у «Джонсон Мати» и первые 10 лет были связаны лицензионным соглашением, то есть не могли выходить с нашим продуктом за пределы рынков России и СНГ. Но время шло. С одной стороны, мы модифицировали эти технологии, и они фактически уже стали нашими собственными. С другой стороны, истек срок лицензионного соглашения. Начиная с 2012 года мы стали выступать на международных рынках и сегодня пытаемся дотянуться практически до всех потребителей подобного рода продуктов.
С «Юмикором» мы конкурируем на большинстве рынков, кроме российского и некоторых сопредельных государств: мы получили от них эксклюзивную лицензию на работу в России и ряде сопредельных стран – это Белоруссия, Казахстан, Армения, Киргизия, Узбекистан, Туркменистан, Грузия. Рынки специфичные, поэтому «Юмикор» предпочитает получать роялти, но не идти туда самому, он считает, что у Красцветмета здесь больше возможностей. Мы будем поставлять системы как по нашим технологиям, так и по технологиям «Юмикора», в зависимости от того, какая из них будет более конкурентоспособна в условиях конкретного предприятия. На всех остальных рынках мы по-прежнему продолжим конкурировать.
Идут переговоры и по другим видам технических изделий, мы настроены на более широкое сотрудничество в международном масштабе.
– Получается, что вы – конкуренты-партнеры?
– Да, это для нас достаточно типично.
– Это типично вообще для рынка или это специфика Красцветмета?
– В отрасли драгоценных металлов это точно не редкость. Хотя, как мне кажется, и в других областях где-то встречается. Что же касается Красцветмета, то мы предпочитаем выстраивать отношения, а не ссориться. Обычно это эффективнее.
– Если я правильно понимаю, вы сейчас делаете ставку не на аффинаж и ювелирное производство, а на рынок технических изделий?
– Если говорить о драгоценных металлах и таких традиционных бизнесах, как аффинаж или выпуск ювелирных изделий, это рынки, которые образовались уже давно, не десять и не сто лет назад, поэтому они являются очень зрелыми. И даже перезрелыми, что означает низкую маржинальность. Поэтому выпуск технических изделий как более современных продуктов представляет собой интерес в силу более высокой добавленной стоимости. Заработать сегодня на аффинаже практически невозможно. На производстве ювелирных изделий – очень трудно. Поэтому какие-то более существенные заработки остаются только в области другого рода изделий. Это важный вектор в развитии нашей компании уже не первый год. Поэтому если нам удается нащупать что-то для себя интересное, выпустить какой-то новый вид продукта, мы обязательно это делаем.
– По вашим прогнозам, когда наступит «зрелость» этого рынка? Через 30 лет, 50?
– У этого рынка нет четких границ, он точно не будет в ближайшие 50 лет ограничиваться номенклатурой продуктов, которые сегодня выпускают Красцветмет или другие участники, он будет постоянно пополняться новыми. Например, самым распространенным в мире продуктом с применением металлов платиновой группы является автомобильный нейтрализатор выхлопных газов. Туда больше всего идет платины, палладия и родия. Но автомобильная промышленность трансформируется, появляется все больше автомобилей на альтернативных двигателях, на электрических двигателях, на двигателях с использованием топливных элементов. Но, к нашему счастью, и в них тоже применяются драгоценные металлы. Например, в электромобилях всегда есть батарея, которая является технологически очень сложной вещью, в ней не обойтись без драгоценных металлов. Что касается водородной энергетики, то там тоже используются металлы платиновой группы. И мы постоянно будем искать свои ниши либо в производстве новых продуктов, либо в химических соединениях, которые для них нужны. Например, автомобильные катализаторы Красцветмет не производит, но выпускает для них соединения, которые у нас с удовольствием покупают производители катализаторов.
– Один из ваших первых шагов в качестве генерального директора, который очень бурно обсуждался, – это серьезное сокращение производства ювелирных изделий, чтобы повысить эффективность предприятия. Что получилось?
– Ювелирное направление в компании уверенно вышло в область положительной рентабельности. Мы сосредоточились на наших базовых продуктах, которые и были изначально в основе ювелирного производства, когда оно запускалось в 1994 году, – это цепи, браслеты машинного плетения. И отказались от изделий, в которых высокая доля ручного труда, изготавливаемых по технологиям микролитья и штамповки.
Мы – индустриальная компания. У нас получается эффективно выпускать продукты с использованием сложных технологий, машин, механизмов, информационных систем. А ручной труд y нас неэффективен, потому что в компании достаточно высокая средняя заработная плата, и в этом смысле нам трудно конкурировать с производителями из других регионов. Например, широко известно, что ювелирной столицей нашей страны является Кострома. Там выпускают прекрасные изделия со значительной долей ручного труда. Зато у нас очень хорошие условия для массового машинного производства, поэтому Красцветмет является лидером в данном сегменте. На этом и зарабатывает.
– А что с еще одной «долгоиграющей» историей, которая касается модернизации аффинажного производства? Она ведь тоже родом примерно из девяностых, когда и было принято решение развивать ювелирное направление. Вы все-таки вернулись к этой идее, какие перспективы у аффинажа?
– Эта история даже не из 90-х, а из 80-х, несколько поколений руководителей Красцветмета размышляли на эту тему. И не только размышляли, но и предпринимали шаги. В конце 80-х годов был построен новый корпус, в который должны были консолидироваться разрозненные цеха аффинажного производства. Но так сложилось, что после завершения строительства и даже установки определенного количества технологического оборудования для аффинажа было принято решение о создании в этом корпусе ювелирного производства. В результате проект был свернут, аффинажное оборудование демонтировано, и, соответственно, идея отложена на неопределенный срок. Но с годами она становилась все более актуальной, потому что мы до сих пор существуем в цехах, построенных в 40–50-х годах, что причиняет определенные неудобства. В первую очередь связанные с внутрипроизводственной логистикой, с объемом металлов незавершенного производства: у нас много производственных помещений, длинные системы транспортировки, которые задерживают драгоценные металлы. Все это требует инфраструктуры, обслуживания, значительного количества персонала и является нагрузкой на экономику аффинажного дивизиона в целом. Поэтому в последние годы мы попытались логистические проблемы решить и разработали проект нового аффинажного производства, который частично реализован.
Однако в прошлом году мы приняли решение его приостановить. Тому есть несколько причин. Во-первых, с запуском R&D Park'а нам удалось выйти на несколько неклассических технологий аффинажа, которые открывают для нас новые возможности по повышению эффективности аффинажного производства теперь уже не только с точки зрения внутрипроизводственной логистики, но и появления более эффективных технологий. Стало понятно, что мы можем поймать гораздо больше эффектов, если доведем до ума то, что находится сейчас на стадии лабораторных и опытно-промышленных испытаний.
И вторая причина приостановки связана с тем, что в компании произошло снижение денежного потока. А на такой большой проект нам нужно больше средств. Переработка концепции нового аффинажа займет, вероятно, не менее двух лет: сначала базовый инжиниринг, потом рабочее проектирование. Сейчас мы сделали шаг назад и вернулись в лаборатории.
– Вы стали меньше зарабатывать? Почему?
– Особенности оборота драгоценных металлов в нашей стране. В последние годы рынок сильно трансформировался. Мы утратили возможность приобретения вторичных металлов в прежних объемах и, соответственно, на этом зарабатывать. Но мы не потеряли в целом в натуральных показателях. Эта трансформация связана с тем, что мы больше проводим толлинговых операций, когда нам сырье предоставляют на переработку, но мы не являемся его собственниками. Это повлекло и очень серьезное снижение доходности. Поэтому в килограммах и в тоннах мы продолжаем расти, но это дает пока меньшие заработки.
– На съезде депутатов Красноярского края врио губернатора Александр Усс высказался о том, что Красцветмет стал «кассой взаимопомощи» и только за последние полтора года потратил на различные нужны края почти 900 млн руб., что привело к сворачиванию инвестиционной программы компании. Также глава региона увидел риск потери контроля края над компанией из-за претензий налоговых органов к Красцветмету. Вы согласны с такими оценками?
– Я разделяю взгляд врио губернатора и его озабоченность вопросом изъятия средств из компании. Очевидно, что такие действия вымывают оборотные средства и снижают инвестиционный потенциал. Несмотря на то что операционная деятельность Красцветмета и его текущие проекты не пострадали, в дальнейшем нужно более взвешенно относиться к направлению средств из прибыли на решение социальных проблем. Что касается сохранения контроля над Красцветметом, то здесь я полностью согласен с Александром Викторовичем – для края это безусловный приоритет. Считаю высказывание врио губернатора прямым поручением сфокусироваться на управлении рисками во взаимоотношениях с налоговыми органами, даже если они находятся на разумном уровне.
– Ваш R&D Park работает уже почти два года. Понятно, что для создания производственной технологии или промышленного продукта этого времени недостаточно, но наверняка уже есть результаты, по которым вы можете судить об успешности этого направления?
– Появление R&D Park'а открыло новую страницу для нас в плане проведения исследований. Мы вообще-то не новички в этом деле. Большая часть наших технологий была разработана внутри компании за последние 75 лет. Но практически все они разрабатывались, что называется, in house. С появлением R&D Park'а мы стали говорить о возможности «открытых инноваций», о совместных исследованиях. Мы предоставили доступ к нашим знаниям внешним резидентам, то есть компаниям, которые раньше не имели возможности ни проводить эксперименты с драгоценными металлами, ни пользоваться нашей научной базой.
Я уже упоминал в контексте нового аффинажа, что у нас есть несколько резидентов, с помощью которых мы смогли углубиться в неклассические технологии. То есть здесь мы приобретаем компетенции извне и начинаем их использовать, ведем совместные разработки. И то, что мы совместно сейчас нащупали, мы не могли бы сделать только своими силами, даже имея какие-то базовые идеи. Но и у резидентов, которые к нам пришли, тоже нет готовых решений для нас, которые можно просто передать. Поэтому мы зашли сейчас в цикл совместных исследований, который будет длиться несколько лет. Эти исследования должны дать достаточно прорывные для нас вещи.
Если говорить о результатах: из того, что мы сейчас находим, многое можно использовать в действующем производстве. И кое-что уже запущено сегодня в наших технологических цепочках. Хотя, конечно, наиболее крупные эффекты мы получим после переезда в новый корпус.
Есть еще направление, связанное с поиском новых продуктов, это уже ближе к производству технических изделий. Мы ищем дальнейшее применение драгоценным металлам, хотя не ограничиваем себя только ими. Если мы будем находить интересные проекты, не связанные с драгметаллами, мы не постесняемся в них заходить, поэтому активно работаем со стартапами. В прошлом году мы участвовали в акселераторе Generation S Российской венчурной компании, там через наши руки прошло несколько сотен проектов. Мы проводили сессии в R&D Park’е, к нам приезжали компании, мы их заслушивали... В общем, сегодня с девятью из них мы продолжаем поддерживать отношения. Это значит, что у нас уже есть или в ближайшее время будут какие-то хозяйственные договоры. И кто-то из них может стать резидентом и работать у нас на территории.
Кроме того, весной мы запустили собственный акселератор, потому что поняли: мы можем делать примерно то же, что делает РВК на всю страну, но только для себя. Сотрудничество с РВК мы тоже продолжаем, сейчас на стадии завершения еще один проект.
По нашему собственному акселератору прошли экспертизу уже 74 заявки, девять проектов приедут в декабре на очную защиту. Еще 20 проектов получат приглашение на Skype-сессию. То есть это такой фоновый процесс, которым занимается небольшая команда. Это относительно новый для нас вид деятельности. Но мы верим, что он важный и полезный. И что он может создать для нас будущее.
– Проекты, которые не связаны с драгметаллами, – это все-таки металлургия?
– Да, это металлургия. Но возможны и смежные области. Например, мы можем смотреть на фарму – это тоже химия. В общем, все, где у нас есть какая-то экспертиза и она может быть полезна.
– Получается, что для бизнеса Красцветмета самое главное сейчас – это развитие технологий?
– Да, технологий, в том числе как продукта. Рынок технологий сам по себе существует, и мы на нем не только покупаем, но и продаем. С азиатскими странами неплохой диалог идет, немного зарабатываем на аудите и консалтинге. Мы это делаем на тех рынках, куда не можем зайти со своей продукцией в силу каких-то ограничений в этих странах. Как «Юмикор» не может со своими сетками зайти напрямую на рынок России, так и мы не можем зайти с нашим продуктом, например, на рынок Индии. В этом случае мы готовы продавать свои технологии, брать за это деньги, обеспечивать сопровождение. Поэтому технологии – это тоже товар.
– Перспективней что: создавать что-то свое или покупать чужое? По сути, получаются две глобальные стратегии.
– Нет противоречия между первой и второй, и то и другое приемлемо. Если стоит вопрос скорости выхода на рынок, технология и продукт уже существуют и они коммерчески доступны, то бывает, есть смысл купить, чтобы быстрее запуститься, и потом на базе нее сделать, может быть, что-то свое. Например, бизнес технических изделий у нас так и строился. Мы начали выпускать сетки, только когда купили технологию. Но тем не менее мы много чего делаем сами.
Бывает, есть смысл самим разрабатывать технологию, потому что мы видим, что у нас высокая экспертиза и что мы сделаем это быстро и дешево. Нет нужды искать эту технологию где-то. Оба пути нормальные, по обоим мы идем. Все зависит от ситуации, от конкретной конъюнктуры.