Президент Казахстанской ассоциации ювелирного бизнеса (КАЮБ), директор ювелирной студии Zerger Ilyas Ильяс Сулейменов говорит, что на каждую тысячу импортных изделий приходится всего две-три единицы отечественных. Ничтожно мало, если учесть, что в Казахстане достаточно сырья для выпуска украшений. Министерство по инвестициям и развитию информирует, что в 2014 было произведено 26,7 тонны аффинированного золота и 976,4 тонны аффинированного серебра. По запасам этих драгметаллов наша страна занимает соответственно 10-е и 5-е места в мире, по добыче – 18-е и 12-е.
Емкость рынка драгоценных украшений никто из опрошенных Forbes Kazakhstan игроков оценить не смог, а официальная статистика не учитывает отдельно торговцев драгоценностями. Однако цифра, озвученная группой компаний по продаже luxury-товаров Viled, говорит о том, что казахстанцы любят «блестящую жизнь».
Так, в 2003 году оборот Viled составил 143 млн тенге, а спустя 10 лет эта сумма превысила 10 млрд.
Так почему местные изготовители не удовлетворяют потребностей отечественных покупателей? Участники рынка выделяют ряд факторов.
«У нас сегодня нет предприятий, которые бы выпускали в промышленном масштабе ювелирные украшения, – называет первую причину Сулейменов. – Из-за кризиса 2007–2008 закрылись такие производства, как ювелирный цех Балхашского медеплавильного завода ТОО «Корпорация «Казахмыс», и другие более или менее серьезные структуры».
Ювелирно-декоративный цех был построен в Балхаше после того, как в 2002 между «Казахмысом» и южнокорейской P.J. Jewelry было заключено соглашение о производстве украшений. Среднемесячное производство составляло около 70 кг изделий (в год – 840 кг; максимальное количество было изготовлено в 2005 – 793,9 кг). Вся продукция экспортировалась в Корею.
В 2008 действие соглашения закончилось, и корейская сторона не стала его продлевать. Производство резко упало. В 2010 был выпущен «исторический минимум» – 0,1 кг. В 2014 остаток изделий в количестве 1005 штук массой 6,7 кг был передан в коммерческую службу «Казахмыса». «Ввиду отсутствия спроса на оставшиеся ювелирные изделия планируется отправить их на переплавку в драгметальный цех БМЗ», – сообщили в корпорации.
Фактически, говорит Сулейменов, выжили те, кто на промышленные объемы и не замахивался. Но сколько тех, кто производит «ювелирку», осталось на плаву после экономического шторма 2007–2008?
Государственная статистика на этот вопрос ответить не может. Как заявили в Минюсте, «органами юстиции учет подобного вида деятельности не ведется». По данным, указанным в заключении экспертизы законопроекта о драгоценных металлах и камнях, в сфере изготовления ювелирных изделий несколько лет назад действовало 115 производителей с зарегистрированными именниками (собственным клеймом), основное число которых составляли индивидуальные предприниматели. В то же время, согласно неофициальной информации, в Казахстане насчитывается около 6000 производителей.
По данным директора Goldberry Светланы Чусовитиной, в Алматы зарегистрировано примерно 110 предпринимателей, которые занимаются изготовлением и ремонтом украшений. Самый крупный – АО «Казахювелир», выдающее на-гора 30% всех отечественных изделий.
Между тем, заместитель директора Алматинского ювелирного завода (АЮЗ) Елена Ситникова «отдает» отечественному флагману 80% производства.
Вице-президент самого АО «Казахювелир» Айдос Жумагулов воздержался от оценки доли компании на рынке, указав лишь, что она имеет филиалы (20 салонов) во всех крупных городах Казахстана и намерена расширять сеть – в 2015 в планах открытие ещe двух магазинов. Жумагулов отметил, что «Казахювелир» специализируется на производстве национальных изделий и обручальных колец. Сколько именно изделий в стоимостном выражении или в весе производит АО, вице-президент сказать не смог либо не захотел.
По данным Комитета госдоходов Минфина, в 2012 производители «ювелирки» получили доход от своей деятельности в размере 705,6 млн тенге, в 2013 – 697 млн тенге, в 2014 – 997 млн. Министерство по инвестициям и развитию подсчитало, что в 2012 ювелирных и аналогичных изделий внутри страны было изготовлено на сумму 259,4 млн тенге. Это почти в 5 раз меньше, чем в 2002, когда этот показатель составил 1238,1 млн тенге, то есть местный производитель стал ослабевать еще в «тучные годы».
С такими силами ювелирную промышленность не создашь, замечает Ильяс Сулейменов. Ну а после того, как в 2011 начал работать Таможенный союз, Казахстану конкурировать с основными соперниками – российскими производителями – на собственном рынке стало практически невозможно.
Мнение президента ассоциации подтверждается данными Министерства национальной экономики: импорт ювелирных изделий из России в 2012 был на уровне $45,8 млн, в 2013 – $58,8 млн, в 2014 снизился до $52 млн, что, очевидно, связано с «крымским афтершоком». Хотя, по наблюдениям Сулейменова, даже в прошлом году россияне были весьма активны на нашем рынке: «Когда упал рубль, коллеги из России торговали здесь ювелирными украшениями по цене 5,5 тыс. тенге за грамм. Это дешевле, чем в ломбардах, где грамм золота стоит 6 тыс. тенге».
(Следует отметить, что картину импорта и внутреннего производства могла бы дополнить Пробирная палата Казахстана. Однако на запрос Forbes Kazakhstan там ответили отказом предоставить информацию о количестве изделий, проходящих «опробирование» и клеймение, на основании ее конфиденциальности. В телефонном разговоре была озвучена еще одна причина отказа: «Подозрительно, что вы вообще выбрали для материала эту тему»).
Директор Zerger Ilyas поясняет, что в России на десятилетия вперед ушли соответствующие технологии, там сформированы традиции, действуют учебные заведения, где готовят кадры: «У нас таковых нет: чтобы самостоятельно обучить человека элементарному, уходит минимум год. За это время он много чего перепортит, а ведь эти затраты увеличивают себестоимость изделия».
Дело утяжеляет и транспортировка. «У нас не развита инфраструктура сбыта. Я что-то делаю, это условно стоит 1000 тенге. Пока довезу изделие до Актау, оно уже будет стоить 2–3 тыс. тенге, и еще неизвестно, как будет продаваться», – рассказывает собеседник. Российские же производители, по его словам, предлагают нашим магазинам сказочные условия – дают товарные кредиты без процентов.
«Как при таких условиях можно конкурировать с Россией? – задается вопросом Сулейменов и сам же отвечает: – Надо выходить из ЕАЭС, закрывать границу на замок, вводить таможенные пошлины. Только тогда можно будет вкладывать деньги в создание кластера под названием «Ювелирная промышленность Казахстана». И она должна быть экспортно ориентированной, потому что внутренний рынок ничтожен – всего 17 млн человек».
«Но выйти из ЕАЭС – нереально, поэтому ювелирной промышленности у нас нет и не будет», – убежден Ильяс Сулейменов.
С ним не согласна Светлана Чусовитина, по мнению которой раз спрос на ювелирные украшения есть, то можно развивать производство. «Нужна лоббистская организация, но игроки раздроблены, каждый варится в своем соку», – констатирует директор Goldberry.
Вице-президент АО «Казахювелир» считает, что никогда не поздно поставить отрасль на промышленные рельсы, тем более что предпосылки для развития есть. «Почему мы запустили завод? Потому что есть спрос на изделия национального ассортимента, обручальные кольца по доступным ценам, к нам поступают массовые корпоративные заказы, – перечисляет Айдос Жумагулов. – Другой вопрос, что, пока не будут реализованы инструменты поддержки – от предоставления субсидий до снижения налоговой нагрузки, пока не будет жесткого мониторинга нелегального рынка, невозможно будет развивать производство».
Елена Ситникова также полагает, что локальные производители могут насытить внутренний рынок и даже выйти на внешние под крылом «Казахювелира» как крупного игрока. В вопросах развития отрасли и замдиректора АЮЗ уповает на государство.
По мнению Сулейменова, в сложившейся ситуации нужно не планы о промышленном производстве вынашивать, а продвигать ювелирное дело как вид прикладного искусства. «Мы можем конкурировать только в сегменте haute couture, но не на поле prêt-à-porter», – уверен глава КАЮБ. Он ждет со стороны государства того, что делается во всем мире: проведения конкурсов, организации выставок, покрытия части расходов тех ювелиров, кто представляет страну на зарубежных площадках. «Я направлял в правительство предложения по мерам поддержки, но реакции не было».
В АО «Kaznex Invest», которое призвано помогать нашим производителям выходить на внешние рынки, говорят, что продвигать ювелиров за рубежом – дорогое удовольствие.
«Зарубежные ювелирные выставки очень дорогие: самый маленький стенд там стоит от 6–7 млн тенге. Для сравнения: производителю трансформаторов стенд обходится в 1,4 млн тенге, при этом с выставки он привез контрактов на $1 млн, – поясняет управляющий директор Kaznex Invest Аскар Арынов. – А ювелирная продукция – это штучный товар.
На выставке может быть продано лишь два-три изделия, решения о заключении контрактов принимаются через три-шесть месяцев. Если же мы отправим компанию на выставку, а контрактов не будет, то встанет вопрос об эффективности расходования бюджетных средств».
Чусовитина считает, что ювелирам надо решить одну из основных проблем – получить доступ к драгоценным металлам. «Сейчас трудно купить сырье для производства, – подтверждает Ситникова. – Многие просто покупают монеты, которые выпускает Нацбанк, а потом переплавляют их». При этом инвестмонеты стоят дороже металла, что увеличивает конечную стоимость изделия.
По словам директора Goldberry, ювелиры обращались в Министерство индустрии и торговли (ныне Министерство по инвестициям и развитию) с просьбой дать квоты на приобретение золота и серебра в маленьких слитках по 10, 20 и т. д. граммов. Однажды им пошли на уступку и стали продавать драгметаллы в небольших гранулах. «Но Нацбанк посмотрел на объемы продаж и сказал: «Нам это неинтересно», – вспоминает Чусовитина. – Ювелирам предложили покупать золото в слитках по 12 кг. Такой слиток при биржевой цене $1200 за унцию потянет примерно на $475 тыс. Вопрос: кто сможет его купить? Пожалуй, только «Казахювелир» может себе это позволить».
По словам Сулейменова, основными поставщиками драгоценных металлов на внутренний рынок сейчас являются ломбарды.
«Но когда металл повторно поступает в переработку, это влияет на качество изделий. В идеале его нужно сначала очистить. Однако при наших небольших объемах отправлять на аффинажный завод невыгодно, а делать это в частном порядке запрещено, – говорит Ситникова. – Россиянам в этом плане проще.
Они могут приобретать сырье в Центробанке или в компаниях, которые специализируются на скупке старых ювелирных изделий. Их переплавляют, очищают и продают в виде концентрата. У нас подобный бизнес не налажен».
Игроки надеются, что сырьевой вопрос будет снят, когда будет принят закон «О драгоценных металлах и драгоценных камнях», проект которого мажилис принял в работу в январе 2015.
Еще одна проблема, которая мешает развитию отрасли, – контрабанда. «Нам конкуренцию составляет барахолка. По некоторым данным, в месяц там проходит до 700 кг золота и 1200 кг серебра. И цена ниже – догадайтесь почему? Потому что завозят контрабандой. Черный рынок занимает более 50% рынка продаж», – полагает директор Goldberry.
Замдиректора АЮЗ тоже говорит, что алматинская барахолка наводнена контрабандой. Однако, по ее сведениям, если раньше незаконно ввезенный товар действительно составлял половину от всего объема продаж, то теперь доля такового снизилась, поскольку с началом работы ТС появилась возможность завозить изделия из России без растаможки и «опробирования» в Пробирной палате РК. «Контрабанду везут из Турции, – говорит она, – причем кустарщину, которая уже дискредитировала турецкую «ювелирку». Продают товар по 6 тыс. тенге за грамм – и люди покупают».
Однако вице-президент «Казахювелира» считает иначе: «ТС открыл границу для многих российских ювелирных компаний, и отсутствие инструментов мониторинга создает возможности для теневой торговли на нашем рынке. Сложно сказать, какую именно долю занимает нелегальный оборот, но однозначно он нарастает.
В связи с этим я снова хотел бы акцентировать внимание на отсутствии четкого законопроекта, регламентирующего оборот изделий».
Чусовитина предлагает усилить контроль над продавцами ювелирной продукции, чтобы сократить объемы контрабанды. Она также уверена: если ювелирное производство вновь станет лицензируемым видом деятельности, это вернет доверие казахстанцев к отечественным товарам.
Сулейменов, напротив, отмечает, что отмена лицензии и возможность работать по патенту позволила многим участникам рынка выйти из тени. Если 10 лет назад КАЮБ оценивала теневой рынок в 90%, то теперь, по ее данным, число «теневиков» стремится к минимальным показателям. «Проще заплатить 3% как ИП и работать легально, чем прятаться и давать взятки. В этом вопросе мы вышли на нормальный цивилизованный уровень», – говорит директор Zerger Ilyas.
Сулейменов предполагает, что по количеству продаваемых изделий для среднего класса лидирует «Казахювелир», по выручке – Viled Group.
Чусовитина в плане объемов склонна отдать пальму первенства сети «Алтын»: «У них большие обороты, потому что хорошая маркетинговая политика – скидки до 80%. Однако на самом деле это не тот товар, на который можно делать такую скидку. Если скидываешь 50%, значит, надо накрутить 300%. Более реальный дисконт – 20–25% за счет сокращения маржи. У нас изделия выходят по 11–11,5 тыс. тенге за грамм».
Политика Алматинского ювелирного завода предполагает скидки до 5%, «потому что цены не раздутые». «На разные изделия делается разная торговая наценка. При низкой себестоимости накрутка может доходить до 50%. Но я не буду накручивать 30–40% на изделия с высокой себестоимостью и выставлять их по 10–11 тыс. тенге за грамм. Лучше поставлю 9 тыс. тенге, получу 15–20%, зато продам. Если себестоимость российских изделий (их в нашем салоне 90%) составляет 6 тыс. тенге, а казахстанских – 8 тыс. тенге, я не буду делать одинаковую наценку. Уравняю их по цене, благодаря чему покупатели с удовольствием будут брать нашего производителя», – утверждает Ситникова.
Наличие камней существенно влияет на стоимость изделий. «На таможне мы платим 32% от стоимости камней, куда включают даже цену авиабилетов, – поясняет Чусовитина. – К тому же за камни взимается налог, когда они продаются в изделиях».
Еще одним проявлением нелояльности со стороны государства стало введение в 2013 идентификации драгкамней. «Когда ввозишь камни, – говорит собеседница, – на руках всегда имеются документы с указанием их стоимости, качества, веса и т. д. Однако нужно пройти идентификацию в Пробирной палате, чтобы еще раз доказать, что бриллиант является бриллиантом. Сначала хотели проверять вообще все камни. Я представляла расчеты, что идентификация 52 бриллиантов для одного кольца обойдется в 620 тыс. тенге. Это больше, чем за растаможку (395 тыс. тенге). Тогда согласились проверять отдельные камни из разных партий. Но я и с этим не согласна: зачем мне платить такие налоги, если я ставлю свой именник, то есть головой отвечаю за изделие. Если покупатель сомневается в подлинности, он может сам отдать изделие на экспертизу».
По наблюдениям создателя бренда Goldberry, покупательская способность казахстанцев упала на 40% по сравнению с 2012, но фирма «добирает» за счет индивидуальных заказов и ремонта изделий. Сулейменов подтверждает: «Снизились запросы покупателей: по моим подсчетам, в 5–7 раз. С начала года у Zerger Ilyas не было ни одного заказа».
В то же время АЮЗ чувствует себя неплохо: все три года с момента возобновления работы там ежегодно на 10% растут продажи.
Более того, на рынок выходят новые игроки. Так, в последние несколько месяцев глава Дома моды Kuralai Куралай Нуркадилова стала активно позиционироваться как производитель ювелирных изделий: «У нас 3D-разработки, поэтому мы можем делать что угодно и за смешные цены. Стоимость изделий, которые мы сейчас изготавливаем в Москве, начинается от $100». Информацию о количестве заказов Нуркадилова не раскрывает, но говорит, что их число внушает оптимизм и дает возможность открыть цех в Алматы.
На цифровые технологии обратили внимание и в «Казахювелире». «Если раньше 100% клиентов приходили за покупками в магазины, то сейчас 10% предпочитают делать выбор через интернет. Поэтому мы присутствуем во всех соцсетях, планируем модернизировать корпоративный сайт и уже реализовали возможность выбора эксклюзивных изделий в 3D-графике», – говорит Айдос Жумагулов. Масштабировать онлайн-продажи не дают некоторые моменты. «Во-первых, если не брать Алматы, то в регионах дорога до салона занимает не более 7–10 минут. Во-вторых, в целом существует культура покупки с приходом в магазин, рассматриванием изделий, общением с продавцом», – перечисляет он.
Ситникова надеется, что интернет-торговлю будут стимулировать мужчины, которые не любят ходить по салонам. К «двигателям торговли» Чусовитина добавляет офисных сотрудников, которым некогда посещать магазины. «Процесс пойдет быстрее, когда на рынок доставки ювелирных изделий выйдут крупные игроки. Сейчас этим занимается только «Казпочта», – указывает директор Goldberry.