В Дагестане насчитывается около ста народностей, каждое дагестанское село уникально. Многие села существовали в изоляции веками, а их обитатели всю жизнь занимались каким-то одним делом. В одном высокогорном селе живут первоклассные канатоходцы. В другом на протяжении тысячелетий ткут драгоценные шали. Есть амузгинцы, еще в VII веке прославившие свою родину кузнечным ремеслом: говорят, амузгинскими клинками владели Чингисхан, Батый и Александр I. Неподалеку от амузгинцев располагается селение кубачинцев, которые издревле слывут превосходными ювелирами.
Кубачинцы делают знаменитые на весь Восток кольчуги, украшения из металла, посуду, занимаются резьбой по камню, дереву и кости. Обходятся без цехов и каких-то специальных помещений — все делается дома.
С Али Омаровым меня познакомили экскурсоводы из дербентского краеведческого музея. Он является официальным представителем национальности в Дербенте и продает ювелирные изделия мастеров, живущих в Кубачах. Гиды сразу предупредили: не спорить, ни в коем случае не курить и вести себя во всем скромно, но торговаться можно смело.
Дом Али — в пяти метрах от его же магазина «Кубачи». Договорились встретиться в 10 утра, но я подошла на 20 минут раньше. Хозяин меня заметил из-за ворот и строго сказал, что десяти еще нет. Молча ушла, вспоминая заветы экскурсоводов, и вернулась к назначенному времени. Через десять минут в магазине появилась жена Али, но внутрь не позвала, а занялась легкой уборкой. Еще через десять минут появился, наконец, мастер и первым делом извинился: не спал до утра, была срочная работа на заказ для свадьбы.
Заходим в магазин и оказываемся в женском раю: знаменитый кубачинский орнамент растительного стиля сияет с серебряных колец, браслетов, сережек.
– Есть и детские кольца, и взрослые, — объясняет хозяин, — но ниже двух тысяч рублей вы вряд ли что найдете. Серебро, ручная работа, сами понимаете.
Я понимаю, говорю, что попала в настоящую сокровищницу. Спрашиваю, где лежит «классика».
– Чистые кубачи — это серебро с чернью, а с эмалью, с камнями — уже новодел, что-то более современное. Но классика и стоит дешевле, а с эмалью — это уже пять-шесть тысяч рублей за изделие. Турки серебряные еще дороже. Пойдем на склад, там поговорим.
Спускаемся в полуподвальное помещение, где на стендах разложены сотни мечей, кинжалов, фигурок джигитов и прекрасных дев.
– Дешевле не найдете, а в других регионах и подавно — наценка будет, — мнет тонкую сигарету Омаров. — Наше село Кубачи много веков назад стало крупнейшим на Кавказе центром изготовления лучших образцов оружия и ювелирных изделий. Я там родился, мы жили обособленно, потому что секреты ремесла не хотели передавать в другие села, поэтому женились всегда на кубачинках. И секрет оставался в семье. Такой всемирно известный поселок серебряных дел мастеров у нас. А легенд вокруг села много. Кто-то говорит, что мы выходцы из Франции, другие, что из Италии ремесленники, что немцы. Но доказать-то некому. Хотя наше происхождение до конца историками так и не выяснено, по легенде мы считаемся потомками германцев.
По этой легенде, однажды персидский шах выписал себе 40 семей немецких оружейников. Но то ли быстро забыл о своем капризе, то ли его отвлекли очередные военные действия с соседями, но переселенцам при дворе места не нашлось. Они поселились в горах, в 60 км от Дербента.
– Вы когда начали работать с серебром?
– Наше ремесло — это наша культура. В любой момент заходишь в Кубачах в любой дом, а там сидят все и работают. Ребенок растет, интересуется, чем занимаются родственники, его дед, отец. В какой-то момент он берет в руки инструменты, и начинается обучение: гравировка, чернение, золочение. В селении не было компьютеров, вместо них — передача опыта, секретов от отца к сыну. Конечно, техника появляется, сотовые телефоны у всех. Но каждый занимается своим делом. Это образ жизни. Для наших детей уметь работать с металлом — это как на родном языке говорить. У нашей работы масса нюансов. К примеру, эмали разных цветов запекают при разной температуре. Иначе не получится. А проволочки серебряные используем по полмиллиметра и меньше. Из нее надо рисунок сделать, а потом еще припаять.
Али говорит очень быстро и с сильным акцентом.
– Как в других селениях девочки знают, как доить корову, а парни — как косить сено, так и у нас, только с металлом, узорами.
– Орнаменты у вас традиционно цветочные. А какие значения они имеют, можно ли их «читать»?
– Есть традиционные платки: одни орнаменты для незамужних, другие для замужних, третьи для тех, кто постарше. И цвета для молодых яркие, а чем старше женщина, тем спокойнее, нейтральнее расцветка платка. Невесты же носят яркие платья, например из китайской парчи, и платки с очень мелкими яркими орнаментами.
– На украшениях это тоже отражается?
– Конечно. У невесты все пальцы унизаны перстнями, на руках по несколько громоздких браслетов, их носить тяжело.
– Все узоры у вас «канонические», или от себя что-то можно добавить, додумать?
– Добавлять можно, у каждого художника своя фантазия, но основной кубачинский рисунок — растительный орнамент, он должен оставаться неизменным.
– А растительный орнамент и мужчины носили?
– Конечно. Пояс, газырница (сумка для ношения пеналов с порохом или бумажным патроном — Примеч. РП.), ножны, да и сбруя для лошадей.
– У вас сувениры лежат, на которых написано «Дербент. 5000 лет». Вы же две тысячи в этом году будете отмечать?
– Я когда в школе учился, а это было еще при Советском Союзе, помню, отмечали две тысячи, и учителя нам тогда говорили, что больше двух, все пять тысяч. И люди покупают чаще те сувениры, на которых про пять тысяч написано.
– Кубачинцы начинали свое ремесло не с украшений? Времена были неспокойные: войны.
– Да, сначала была сталь, а не серебро. Мы делали кольчуги и оружие. У отца моего была двухслойная кольчуга. У нас на свадьбах есть ряженые, таких ни в одном другом селе мира нет. Они обязательно надевают кольчуги по 20–30 кг каждая.
– Он ко всем подходит, прикалывается, шутит, детей может напугать, напроказничать, мукой обсыпать. Чтобы вызвать сильные эмоции у людей. И моя свадьба была в селе, но оператор не смог приехать, и нет ни одной фотографии.– А жену вы сами выбирали или родители?
– Ну как я ее выбрал, — задумывается Ильдар. — Я ее, конечно, видел до этого. Слышал про нее хорошее, порекомендовали. В советское время так сложилось, что многие уезжали в Среднюю Азию, и каждое лето все собирались на родине, могилы убрать и молодых познакомить. Поэтому у нас традиционно лето — свадебный сезон и сезон смотрин. А происходит это так: на улице сидят бабульки и следят, как мимо них группками ходят девушки и парни. И если кто-то на кого-то с интересом посмотрел, пусть даже мельком, бабушки это всегда замечали. Получается, что человек и девушку себе еще выбрать не успел, а бабуля знает, на ком он женится, на кого глаз положил.
– А какие вам рекомендации давали перед выбором невесты?
– Главное — чтобы будущая жена была из приличной семьи, чтобы плохого о людях не рассказывали. У меня получилось, что я с невестой заговорил на пятый день после сватовства, да и то минут пять всего. Она старше меня на 10 лет. Свадьбы у нас проходят три дня. Первый — это свадьба невесты. У жениха дома собираются близкие родственники, а у невесты — гости. На второй день гости приходят к жениху, столы накрывают. Но не так, как вы представляете столы, а где-то на скамеечке, на пенечке раскладывают угощения.
После этого вечером невесту забирают представители жениха. Выкуп, это у всех народов есть. И на третий день идет поздравление жениха и невесты, подарки, денежку положат. По старым традициям невеста каждому должна дать «свадебный мед». Леденец заворачивали в газету, а сейчас берут «Сникерс» или «Марс», заворачивают в платочек и всем дарителям раздают. В третий день ходили за водой. Невеста должна была в полном нарядном снаряжении, со всеми украшениями и браслетами, сходить на источник и принести воды. По дороге она останавливалась на полянке и танцевала.
– Слышала, что у вас какие-то особенные кувшины.
– Да, кубачинский кувшин уникальной формы. Он без ручки, большой, 8–10 литров. И веревочка, за которую его и надо нести.
– Что из себя представляет мастерская кубачинца?
– Просто маленькая комната со светлым окном, раньше электричества не было, а подоконник ему служил верстаком. Ставилась свеча, и паяли без электричества.
Современные ножи, сувенирная продукция. Фото: Лариса Бахмацкая / «Русская планета»
– Где брали металл и серебро?
– Разные времена были, и в том числе кризисные. Тогда шел бартер. Среди кубачинцев много коллекционеров: собирали иранские, китайские, персидские тарелки. И в каждом доме есть стеллаж с заморскими тарелками.
– Мастера у вас только мужчины?
– Есть и женщины, есть знаменитые мастера-женщины даже. Но по большому счету основную работу делают мужчины, в любом случае жена всегда дома, и она помогает мужу: подготавливает материалы, зачищает, участвует в процессе. Опять же платки — вышивка на них вся ручная, с золотой нитью. А сейчас бабки меньше стали помогать, больше сидят и сплетничают.
– Детям своим мастерство передаете?
– Если жить не в Кубачах, а в городе, то это уже сложно. Идет ассимиляция, детям нравится что-то другое. Вон я сына женю, должен буду купить ему жилье — так дешевле купить квартиру, чем построить дом в Кубачах. Сын окончил институт по прикладной математике, где ему работать? Если найдет работу по профессии, то будет работать, а если нет, то займется традиционным ремеслом. Как вы думаете, кто я по специальности?
– Врач, — внезапно предполагаю я.
– Все мои сверстники пошли учиться на стоматологов или на ювелиров. Я работал стоматологом, потом возил свое серебро в Москву, там продавал, но устал от этого и открыл артель кубачей в Дербенте. Трое пацанов растут и меня почти не видят, я весь в работе, но мне же их женить, денег много нужно.
– Смотрю, у вас кинжалов много, они же сувенирные исключительно?
– Конечно. Хвастаться не хочу, но амузгинские клинки известны на весь мир. Это село находится в километре от Кубачей, там делали исключительно лезвия. Они привозили сталь из Дамаска, обрабатывали ее, делали булат. А мы украшали рукоять. У них тоже есть свои секреты: на наковальню можно класть только хлеб или Коран, нельзя не только ругаться, но и думать о плохом. В горне 1200 градусов. Говорят, что для сварки одного клинка необходимо наложить одну на другую 300 тончайших пластин металла. Что при тысячекратном растяжении на металле не образуется швов и трещин. Амузгинский клинок выдерживает любые нагрузки, например поперечный удар, а также перерубает гвозди и болты, при этом на лезвии не остается зазубрин. Булатная сталь только гнется, не ломаясь. Но в 1937 году амузгинцев, которые жили на равнине, выслали в Чечено-Ингушетию, на двухкилометровую высоту. Перемена климата погубила около 70% переселенцев.
– Вы помните, когда Дагестан был туристической Меккой?
– Мне обидно за Дербент, у нас нет красивой набережной, нет курортной инфраструктуры. Идет урбанизация, но не культура. Друзья из Москвы не приезжают, потому что боятся терактов, хоть сейчас этого нет. Две военных кампании было в Чечне, а в Дагестане войны не было. Но теперь в Чечне безопасно, а в Дагестан ехать боятся. Я в три часа ночи выйду, и никто никогда не тронет, но как это объяснить людям? Хочется такую дружбу народов, которая была в Советском Союзе.
Напоследок решаю купить что-то из кубачинских украшений и поднимаюсь в магазин. Долго выбираю, пока не замечаю серебряные серьги с круглыми сине-серыми камнями. Стоят они больше четырех тысяч, спрашиваю про торг, и Ильдар, подумав, отвечает, что отдаст за 3500. Иду за наличными в банкомат, но он оказывается закрыт на ремонт. Решаю, что обойдусь без сережек, и не возвращаюсь к кубачинцу.
Кстати, как мне объяснили потом, украшения кубачинцы никогда не раздаривают — настолько ценят свое искусство.